Церковные
корни Февральскаго грѣха.
Часть IV
Продолженіе. Часть I см. ЗДѢСЬ, часть II см. ЗДѢСЬ, часть III см. ЗДѢСЬ
26.
Революція 1905-07
годовъ въ Россіи явилась не только слѣдствіемъ
объективныхъ причинъ, но и результатомъ хорошо скоординированныхъ дѣйствій
міровой iудео-масонской закулисы, стремившейся къ уничтоженію Россійской
Имперіи, какъ главнаго препятствія на пути
къ установленію власти Антихриста. Поэтому дѣйствующія силы
революціи можно достаточно четко раздѣлить на двѣ группы:
людей, руководимыхъ своими личными страстями и честолюбіемъ, и сознательныхъ
агентовъ разрушенія, выполнявшихъ указанія міровой закулисы. Послѣдняя
категорія революціонеровъ могла, конечно, имѣть и личные
интересы, но они не были опредѣляющими.
Революція носила
ярко выраженный антимонархическій характеръ. Поскольку Русская Церковь
составляла съ русскимъ Самодержавіемъ единое цѣлое, то
рано или поздно революція должна была пріобрѣсти и характеръ
антицерковный, богоборческій. Для предотвращенія такого исхода у Церкви имѣлось двѣ возможныя
линіи поведенія:
а) стать
на защиту Царской власти, понимая, что крушеніе монархіи станетъ и началомъ
крушенія Церкви;
б)
предоставить монархію ея собственной участи и, влившись въ революцію, воспользоваться
революціонной обстановкой для достиженія своихъ собственныхъ цѣлей.
Естественно, что для людей дѣйствительно
церковныхъ единственно пріемлемымъ былъ только первый путь. Имъ было понятно, что у Церкви не можетъ быть
какихъ-то своихъ «собственныхъ» цѣлей, которыхъ Она
можетъ достигнуть внѣ и помимо Самодержавія, а тѣмъ болѣе за счетъ его.
Для такихъ людей Самодержавіе являлось не политическимъ принципомъ, а частью церковнаго
вѣроученія, и они осознавали, что отказаться отъ защиты Царя можно только черезъ
прямой или косвенный отказъ отъ Христа. И къ чести Русской Церкви революція 1905-07
годовъ дала цѣлый рядъ замѣчательныхъ примѣровъ церковнаго монархизма въ лицѣ такихъ свѣтильниковъ вѣры какъ св.
прав. о. Іоаннъ Кронштадтскій, архим. Виталій (Максименко), архим. Макарій
(Гневушевъ), о. Іоаннъ Восторговъ и др. Именно въ эти годы прозвучали извѣстныя слова митр. Владиміръ (Богоявленскаго) о томъ, что
«Священникъ не монархистъ не достоинъ стоять у Св. Престола, того священникъ
республиканецъ — всегда маловѣръ».
Но вмѣстѣ съ тѣмъ
революція обнаружила, насколько глубоко масонскія идеи проникли въ церковную
среду. Размахъ вѣроотступничества священнослужителей,
явившагося прямымъ слѣдствіемъ
усвоенія этихъ идей, оказался очень значительнымъ. Извѣстная часть
архіереевъ и священниковъ, утерявъ пониманіе сущности Симфоніи, защищала Самодержавіе
уже только какъ политическій, а не какъ вѣроисповѣдный
принципъ. Показательнымъ въ этомъ отношеніи сталъ эпизодъ, когда Государь Императоръ
Николай II,
недовольный дѣятельностью
столичнаго митрополита Антонія (Вадковскаго), всячески уклонявшагося отъ настоящей
борьбы съ революціей, пожелалъ имѣть на его мѣстѣ епископа Антонія
(Храповицкаго), который своими антиреволюцiонными проповѣдями
пріобрѣлъ репутацію
архіерея твердыхъ монархическихъ взглядовъ и убѣжденій. Однако
епископъ Антоній, узнавшій о такомъ намѣреніи Государя,
сталъ открыто заявлять, что «устраненіе законнаго іерарха свѣтской властью
является дѣломъ
антиканоническимъ», и при существующихъ порядкахъ управленія Церковью черезъ
Оберъ-прокурора онъ на столичную каѳедру не пойдетъ[1]. Подобный
демаршъ епископа Антонія ярко продемонстрировалъ, насколько помрачилось
церковное сознаніе даже у архіереевъ-монархистовъ, ибо власть Царя, какъ Помазанника
Божія, никогда не была властью «свѣтской», а назначенія и устраненія столичныхъ
архіереевъ еще со временъ Григорія Богослова всегда производились Императорами
и потому могли представляться «дѣломъ
антиканоническимъ» только людямъ,
разорвавшимъ съ церковнымъ Преданіемъ.
Помимо
людей, чей монархизмъ имѣлъ чисто
политическую окраску, нашлись среди духовенства и такіе, кто увидѣлъ въ
революціи долгожданную возможность осуществить свои планы о «свободной Церкви въ
свободномъ государствѣ». Эта послѣдняя группа
священнослужителей включала какъ церковныхъ реформаторовъ, стремившихся
воспользоваться труднымъ положеніемъ Самодержавія, вызваннымъ революціей, и
заставить его пойти на пресловутое «освобожденіе» Церкви, такъ и церковныхъ
революціонеровъ, считавшихъ, что вопросъ слѣдуетъ рѣшить радикально
- путемъ ликвидаціи Самодержавія и замѣны его на
опереточную конституціонную монархію или республику, когда «свобода» и
«независимость» Церкви будутъ обезпечены автоматически.
Наконецъ,
въ форменные очаги крамолы превратились въ этотъ періодъ духовныя учебныя
заведенія, гдѣ разлагающая
масонская работа велась уже десятилѣтіями.
Участіе семинаристовъ въ революціонныхъ безпорядкахъ и насиліяхъ стало скорѣе
правиломъ, чѣмъ исключеніемъ, и
слово «семинаристъ» въ эти годы сдѣлалось
такимъ же синонимомъ слова «революціонеръ», какъ и слово «студентъ».
Существовавшая
неразрывная связь Церкви и Царства естественно толкала всѣ безъ
исключенія церковныя группы искать союза съ соотвѣтствующими
политическими силами. Церковные реформаторы
налаживали контакты съ масонской интеллигенціей и либеральными сановниками, церковные
революціонеры - съ представителями революціоннаго подполья
- соціалъ-демократами и эсерами, а
сторонники монархической церковности не могли не сблизиться съ русскимъ
черносотеннымъ движеніемъ.
27.
Участіе священника
Георгія Гапона въ провокаціонномъ шествіи къ Зимнему дворцу 9 января 1905 года,
закончившимся кровавыми безпорядками, показало, что церковно-государственныя
отношенія въ Россійской Имперіи находятся въ глубокомъ кризисѣ. Впервые
представитель духовнаго сословія выступилъ какъ явный агентъ революціоннаго подполья.
Изъ опоры Самодержавія русское духовенство начинало превращаться въ силу, Самодержавію
враждебную. На архіерейскомъ уровнѣ шелъ аналогичный
процессъ. Первый либералъ среди русскихъ архіереевъ митр. Антоній (Вадковскiй)
нашелъ общій языкъ съ первымъ либераломъ среди царскихъ сановниковъ графомъ С.Ю.
Витте, который на тотъ моментъ былъ предсѣдателемъ Комитета
министровъ - совѣщанія,
учрежденнаго Государемъ съ цѣлью разработки предложеній по усовершенствованію государственнаго строя. Самъ Витте подъ
словомъ «усовершенствованіе» понималъ разрушеніе традиціонныхъ формъ русской
государственности съ замѣной ихъ искусственными
конструкціями западнаго типа. У митр. Антонія было аналогичное пониманіе
«усовершенствованія» формъ церковной жизни. Поэтому неудивительно, что въ дѣлѣ
разрушенія традиціонной Симфоніи Церкви и Царства митр. Антоній и графъ Витте сговорились
дѣйствовать сообща.
Въ февралѣ 1905 года
профессора столичной духовной академіи подготовили для Витте записку «О современномъ
положеніи Православной Церкви» со стандартными предложеніями о реформированіи церковно-государственныхъ
отношеній въ масонскомъ духѣ. Со своей
стороны митръ. Антоній также направилъ въ Комитетъ министровъ записку, въ которой
говорилъ о необходимости освобожденія Церкви отъ контроля Царской власти. На основѣ этихъ
двухъ документовъ Витте изготовилъ свою собственную «Справку къ вопросамъ о желательныхъ
преобразованіяхъ въ постановкѣ у насъ Православной
Церкви», которая на основаніи тенденціозно подобраннаго матеріала говорила о церковныхъ
преобразованіяхъ какъ о дѣлѣ, давно рѣшенномъ въ
церковномъ сознаніи. Сѵнодальная система
характеризовалась «Справкой» какъ безнадежно устарѣвшая и для
Церкви вредная. Въ качествѣ
первоочередныхъ мѣръ по реформированію
Церкви «Справка» предлагала уже набившій оскомину списокъ изъ созыва Собора, возстановленія
Патріаршества, ликвидаціи Оберъ-прокуратуры и другихъ дѣйствій,
направленныхъ на разрушеніе Симфоніи. У человѣка, плохо представлявшаго
сложность поднимаемой проблемы, «Справка» создавала впечатлѣніе, что всѣ
предлагаемыя мѣры послужитъ на
благо какъ Церкви, такъ и государства, и ихъ необходимо осуществить. Именно на
такой отзывъ разсчитывалъ Витте, разсылая «Справку» членамъ Комитета министровъ.
Затѣя Витте
встрѣтила рѣшительное
сопротивленіе только со стороны Оберъ-прокурора К.П. Победоносцева. Послѣдній
раскритиковалъ «Справку» Витте и добился отъ Государя, чтобы вопросъ о церковныхъ
преобразованіяхъ былъ переданъ изъ рукъ малокомпетентныхъ въ церковныхъ дѣлахъ сановниковъ
Комитета министровъ непосредственно въ Сѵнодъ. Однако
въ Сѵнодѣ Побѣдоносцевъ оказался
въ полномъ одиночествѣ, т.к. іерархи
во главѣ митр. Антоніемъ
(Вадковскимъ) встали на сторону Витте и въ спеціальномъ обращеніи на имя
Императора ходатайствовали объ утвержденіи проекта церковныхъ реформъ.
Обращеніе восхваляло соборное начало, «теперь не дѣйствующее»,
(??) и патріаршее управленіе Церковью. Оставшійся въ одиночествѣ
Оберъ-прокуроръ также обратился къ Государю и писалъ ему, что готовятся не
реформы, а церковный переворотъ, задуманный безотвѣтственными
и близорукими людьми, которые преслѣдуютъ вовсе
не церковные, а свои групповые интересы въ ущербъ церковнымъ и государственнымъ.
Побѣдоносцевъ справедливо
указывалъ, что исходнымъ посыломъ реформы, который ея иниціаторы изо всѣхъ силъ стараются
скрыть за туманными фразами о «соборномъ началѣ» и «каноническомъ
строѣ», было и является
желаніе обособить Церковь отъ государства, разрушить Симфонію Церкви и Царства,
что самымъ вреднымъ образомъ скажется на ихъ дальнѣйшей судьбѣ.
Оберъ-прокуроръ охарактеризовалъ столичнаго архіерея какъ политическаго авантюриста,
стремящагося къ Патріаршеству и прикрывающаго свои личныя цѣли разговорами
о благѣ Церкви. «Зло
готовится великое и великая въ духовенствѣ смута», - резюмировалъ
Побѣдоносцевъ.
28.
Государь Императоръ
Николай II оказался въ сложномъ положеніи. Идея созыва Собора была близка его
сердцу, несочувственно онъ относился и ко многимъ преобразованіямъ Императора
Петра I, испытывая симпатіи къ допетровскимъ формамъ русской жизни. Однако онъ
понималъ, что Императоръ Петръ, упраздняя эти формы жизни, руководствовался не своими
капризами и прихотями, а суровой государственной необходимостью. Историческій
опытъ показалъ Петру, что въ условіяхъ Самодержавія независимое Патріаршество постоянно
таитъ въ себѣ угрозу
церковно-государственной смуты изъ-за возникающаго двоевластія. При наличіи Патріаршества Симфонія оказывалась
зависящей отъ достаточно случайнаго фактора
- хорошихъ личныхъ отношеній Царя и Патріарха.
Если эти отношенія по какимъ-либо причинамъ портились, то возникала катастрофа,
подобная никоновской. Понимая, что благоденствіе Церкви и государства не можетъ
покоиться на столь шаткомъ основаніи какъ личности Царя и Патріарха, а требуетъ
болѣе прочнаго,
юридическаго фундамента, Императоръ Петръ I и пошелъ на упраздненіе
Патріаршества съ замѣной его Сѵнодомъ,
статусъ и полномочія котораго были регламентированы закономъ. Императоръ Николай
II осознавалъ, что возвратъ къ Патріаршеству вновь породитъ проблему
непрочности Симфоніи и ея зависимости отъ личныхъ отношеній Царя и Патріарха. Добиться
безконфликтности этихъ отношеній можно было, по мнѣнію Государя,
лишь единственнымъ способомъ: черезъ оставленіе имъ престола въ пользу наслѣдника
Алексѣя Николаевича и принятія
на себя монашества и патріаршаго сана. Въ этомъ случаѣ въ Россіи
установились бы гармоническія симфоническія отношенія Церкви и Царства, подобныя
тѣмъ, что были въ XVII
вѣкѣ, когда царствовалъ
Государь Михаилъ Ѳедоровичъ
Романовъ, а Церковью управлялъ его отецъ, патріархъ Филаретъ.
Однако сѵнодальные
архіереи, къ которымъ Государь обратился со своимъ предложеніемъ, отвѣтили ему гробовымъ
молчаніемъ, означавшимъ жесткій и категорическій отказъ. Государю стало ясно,
насколько былъ правъ Побѣдоносцевъ,
утверждавшій, что за идеей Патріаршества
не стоитъ ничего, кромѣ непомѣрныхъ
архіерейскихъ честолюбiй, и что вся шумиха вокругъ Патріаршества поднята
людьми, ищущими только своихъ собственныхъ выгодъ, а вовсе не блага Церкви и Россіи. Для Государя, который самъ никогда ничего не искалъ
лично для себя, а всегда только блага своихъ подданныхъ, было особенно больно встрѣтить такое
отношеніе со стороны архипастырей. Онъ начиналъ постепенно понимать, что довѣрить
такимъ людямъ самостоятельное управленіе Церковью, означаетъ погубить все дѣло. Поэтому
Государь принялъ рѣшеніе воздержаться
отъ немедленнаго созыва Собора. Вмѣсто этого онъ
поручилъ Оберъ-прокурору Сѵнода
Победоносцеву затребовать отъ всѣхъ архіереевъ
письменныя предложенія о желательныхъ преобразованіяхъ въ Церкви, и повелѣлъ созвать
предсоборное Присутствіе, задачей котораго было предварительное обсужденіе намѣченныхъ къ
соборному разсмотрѣнію вопросовъ.
Однако
подробное ознакомленіе съ присланными епархіальными архіереями отзывами, а затѣмъ и съ
матеріалами предсоборнaго Присутствія окончательно убѣдило Государя,
что идея созыва Собора и церковной реформы является не просто несвоевременной,
но явно вредной и разрушительной какъ для Имперіи, такъ и для Церкви.
Отзывы епархіальныхъ
архіереевъ ясно показывали, насколько разный смыслъ въ церковныя реформы
вкладывали Государь и подавляющее большинство іерарховъ. Если русскій Царь мыслилъ
эти преобразованія въ неразрывной связи съ интересами православнаго государства,
какъ средство укрѣпленія церковно-государственныхъ
отношеній, то іерархи разсуждали исходя изъ узко-церковныхъ соображеній,
разсматривали Церковь не какъ составную часть Симфоніи, а какъ сословную корпорацію,
своего рода частную лавочку, интересы которой требуютъ не укрѣпленія, а ослабленія
связи съ государствомъ.
Государь
Николай II, слѣдуя древней
традиціи Византіи и Россіи, видѣлъ идеалъ православной
Имперіи въ единствѣ государства и
Церкви, при которомъ Императоръ является центромъ и средоточіемъ этого
единства. Проблему Симфоніи онъ разсматривалъ не съ узкопрактической точки зрѣнія, а въ
рамкахъ всемірнаго историческаго призванія Россійской Имперіи какъ Третьяго Рима.
Архіереи
въ своихъ отзывахъ слѣдовали новой
европейской традиціи раздѣленія
духовнаго и свѣтскаго началъ и
полагали идеалъ церковно-государственныхъ отношеній въ самостоятельности и независимости Церкви отъ государства.
Измельчавшая архіерейская мысль крутилась вокругъ совершенно приземленныхъ
вопросовъ о правахъ Церкви и привилегіяхъ духовенства и даже не пыталась
возвыситься до исторiософскaго осмысленія идеи Симфоніи и историческаго
предназначенія Россіи.
Центральнымъ
пунктомъ почти всѣхъ архіерейскихъ
отзывовъ была мысль о необходимости возстановленія
Патріаршества. Только три епископа - туркестанскій
Паисiй (Виноградовъ), Подольскій Парфенiй (Левицкiй) и Тульскій Лаврентій
(Некрасовъ) считали, что въ институтѣ
Патріаршества нѣтъ ни нужды, ни
пользы; для остальныхъ же іерарховъ вопросъ о Патріаршествѣ сдѣлался своего
рода навязчивой идеей. Одинъ изъ наиболѣе
фанатичныхъ приверженцевъ патріаршества архіепископъ Антоній (Храповицкiй),
потерявъ всякую связь съ реальностью, доказывалъ въ своемъ отзывѣ, что при патріаршествѣ «по лицу
родной страны раздавались бы священныя пѣснопѣнія, а не
марсельезы, въ Москвѣ гудѣли бы
колокола, а не пушечные выстрѣлы … и
вообще революціи не было бы ни теперь, ни въ будущемъ, потому, что общенародный
восторгъ отъ возстановленія православія (?) послѣ долгаго его
плѣна (??) и
подступиться не далъ бы сѣятелемъ безбожной
смуты». Жизнь, какъ извѣстно, жестоко
посмѣялась надъ этими безпочвенными
мечтаніями, ибо возобновленіе патріаршества въ 1917 году, произведенное по ироніи
судьбы не подъ чаемое гудѣніе
колоколовъ, а именно подъ «пушечные выстрѣлы», ни въ
малѣйшей степени не помѣшало «сѣятелямъ безбожной
смуты» распинать и уничтожать православную Россію.
При этомъ,
высказываясь столь восторженно о Патріаршествѣ,
архіепископъ Антоній и единомышленные ему архіереи явно имѣли въ виду
не тотъ институтъ, что существовалъ ранѣе въ
Византіи и Москвѣ, гдѣ патріархи
играли роль «первыхъ епископовъ» при Царяхъ и Императорахъ, укрѣпляя этимъ
церковно-государственную Симфонію. Вставъ на принципіальную точку зрѣнія о
независимости церковной власти отъ государственной, русскіе архіереи сознательно
или неосознанно намѣчали создать въ
лицѣ патріаршества
институтъ разрушенія Симфоніи. Въ ихъ схемѣ церковно-государственныхъ
отношеній Патріархъ фактически мыслился какъ неподконтрольное императорской
власти лицо, которое находится не при Царѣ, а напротивъ
Царя, и задача котораго не помогать Царю, а противостоять ему, защищая интересы
Церкви отъ посягательствъ государственной власти. Полностью извращался самъ идеалъ Симфоніи,
принципъ сотрудничества Церкви и Царства замѣнялся
принципомъ противостоянія церковной и государственной властей, оспаривающихъ
другъ передъ другомъ свои права и раздирающихъ хитонъ церковно-государственнаго
единства православной Имперіи.
Въ существующей
Имперской системѣ церковно-государственныхъ
отношеній Царь какъ фактически, такъ и по закону являлся защитникомъ Церкви, причемъ
защитникомъ не только отъ угрозъ извнѣ, но и отъ
угрозъ изнутри въ видѣ
всевозможныхъ расколовъ или архіерейскаго папизма. Эта была классическая древне-византійская
схема Симфоніи. Теперь же, по мысли архіереевъ, защитникомъ Церкви становился Патріархъ,
при этомъ «защищать» Церковь онъ долженъ былъ въ первую очередь отъ
«незаконныхъ» притязаній императорской власти, которая должна была обезпечивать
внѣшнюю защиту Церкви
и не вмѣшиваться въ ея
«внутреннія» дѣла. Фактически іерархи
выдвигали въ качествѣ образца папистскій
варіантъ Симфоніи съ той незначительной разницей, что мѣсто непогрѣшимаго Папы
занималъ подотчетный Собору Патріархъ. По существу, Соборъ и долженъ былъ играть
въ этой схемѣ роль «коллективнаго
папы», не подчиненнаго Царской власти.
Политическая
подоплека Патріаршества была такова, что въ лицѣ Патріарха
создавался независимый отъ Царской власти институтъ, который легко могъ стать центромъ
оппозиціонно настроенныхъ Престолу, а то и явно враждебныхъ ему силъ. При
неподсудности Патріарха Императору и при отсутствіи контроля надъ выборами патріарховъ
со стороны императорской власти весьма вѣроятной становилась
ситуація, когда на патріаршій постъ могла быть выдвинута откровенно революціонная
фигура, которая при первой возможности устроила бы церковно-политическую смуту
на почвѣ разногласій съ
Царемъ и тѣмъ самымъ вызвала бы
революцію. Собственно, сама идея патріаршества была вброшена и активно
пропагандировалась въ церковной средѣ именно съ
цѣлью превратить Церковь въ орудіе борьбы съ
Самодержавіемъ. Выдвинутый
«прогрессивной» общественностью и поддержанный «свободной» прессой Патріархъ, независимый
отъ Царя, но зато полностью зависимый (въ томъ числѣ финансово)
отъ закулисныхъ iудео-масонскихъ силъ, въ рукахъ которыхъ онъ являлся бы инструментомъ
борьбы съ монархіей, - вотъ во что грозило вылиться возстановленіе
Патріаршества въ политическихъ реаліяхъ начала XX вѣка.
Исходя изъ
этихъ реалій, а не изъ прекраснодушныхъ мечтаній и отвлеченныхъ теорій, которыя
владѣли сердцами и
умами русскихъ архіереевъ, Государь Императоръ Николай II и вынужденъ былъ окончательно
отказаться отъ мысли о возстановленіи въ Русской Церкви Патріаршества. На такое
его рѣшеніе, несомнѣнно, оказали
вліяніе и тѣ впечатлѣнія,
которыя Государь получилъ въ 1903 году во время всенародныхъ торжествъ,
посвященныхъ прославленію преподобнаго Серафима Саровскаго. Эти торжества ясно
показали, что вся любовь простого православнаго народа сосредоточена
исключительно на личности «батюшки Царя», а Патріархъ для подавляющаго большинства
русскихъ людей является совершенно излишней фигурой. Государь лично могъ убѣдиться, что
широко разрекламированная идея патріаршества въ дѣйствительности
имѣетъ очень узкій
кругъ приверженцевъ, главнымъ образомъ изъ числа высшаго духовенства и
столичной церковной интеллигенціи, тогда какъ широкіе слои Русскаго народа
совершенно равнодушны къ этой идеѣ и
нуждаются въ Патріархѣ не болѣе чѣмъ телѣга въ
пятомъ колесѣ. Не было никакого
смысла возстанавливать и безъ того во всѣхъ
отношеніяхъ сомнительный институтъ Патріаршества, когда 99% православныхъ не имѣютъ въ
немъ ни малѣйшей потребности.
29.
Еще большее
разочарованіе, какъ Государю, такъ и всѣмъ людямъ
съ крѣпкимъ церковно-монархическимъ
міровоззрѣніемъ доставили итоговые
матеріалы предсоборнaго Присутствія, засѣдавшаго съ
перерывами почти весь 1906 годъ.
Къ участію
въ работѣ Присутствія были
привлечены не только архіереи, но также священники и міряне (профессора духовныхъ
академій и свѣтскіе ученые),
составлявшіе тамъ большинство. Все это привело Присутствіе къ еще болѣе
радикальнымъ предложеніямъ и проектамъ, чѣмъ
выдвигавшieся іерархами въ ихъ отзывахъ. Хотя Присутствіе состояло изъ семи отдѣловъ, но
больше половины его участниковъ (26 изъ 49) записалось для работы въ первомъ
отдѣлѣ, который
занимался вопросомъ о созывѣ Собора и реформѣ высшаго
церковнаго управленія. Этотъ вопросъ объ управленіи, очевидно, считался у
собравшихся «важнѣйшимъ», хотя при пониманіи
Церкви какъ духовнаго организма, а не какъ
управленческой структуры, онъ долженъ былъ почитаться едва ли ни ничтожнѣйшимъ.
Присутствіе
изначально встало на точку зрѣнія о порочности
имперской системы церковно-государственныхъ отношеній, при которыхъ православный
Императоръ - Помазанникъ Божій соединяетъ въ
своемъ лицѣ высшую церковную и государственную власть,
являясь зримымъ выраженіемъ этого соединенія. Эта исходная антиимперская установка
заранѣе предопредѣлила всѣ послѣдующіе выводы
и заключенія Присутствія.
Въ качествѣ альтернативы
имперской системѣ Присутствіе выдвинуло
схему независимаго существованія Церкви и государства какъ двухъ
самостоятельныхъ правовыхъ субъектовъ, полностью автономныхъ въ дѣлахъ
внутренняго управленія. Духовное убожество данной схемы, которая могла быть
по-настоящему осуществлена лишь при отдѣленіи Церкви
отъ государства и превращеніи послѣдняго изъ
религіознаго въ свѣтское, для православнаго
монархическаго сознанія было очевидно. Чтобы прійти къ этой схемѣ, надо
было полностью разорвать съ церковно-государственной традиціей Русской Церкви,
предать забвенію Ея ученіе о Царской власти и полуторатысячелетнiй церковный опытъ
Константиновской эпохи, а также утратить всякое пониманіе смысла Симфоніи и историческаго
призванія Россійской Имперіи какъ Третьяго Рима. Выдвигая такую схему, члены Присутствія, на словахъ
заявлявшіе себя радѣтелями Церкви,
фактически унижали Ея достоинство, низводя Ее до уровня какой-то
зарегистрированной въ государствѣ публичной
корпораціи съ сугубо частными цѣлями и
задачами.
Руководить
«независимой» Церковью вмѣсто
оставленнаго не у дѣлъ Царя долженъ
былъ, по мнѣнію Присутствія,
Патріархъ, котораго избиралъ Помѣстный
Соборъ. Рѣшеніе о возстановленіи
Патріаршества было принято 33 голосами членовъ Присутствія противъ 9, при этомъ
въ своемъ желаніи имѣть
Патріарха собравшiеся настолько увлеклись, что забыли объ отсутствіи у нихъ
полномочій рѣшать этотъ
вопросъ. Съ правовой точки зрѣнія упраздненное
Императоромъ патріаршество и возстановлено могло быть только Императоромъ и
никакими иными лицами или учрежденіями.
Патріархъ
надѣлялся огромными,
почти всеобъемлющими полномочіями. Къ нему переходили всѣ прежнія права
Оберъ-прокурора (Оберъ-прокуратура упразднялась) и всѣ церковныя
прерогативы Царской власти, онъ получалъ право верховнаго надзора надъ всѣми церковными
учрежденіями и право созыва Соборовъ. Патріархъ оказывался фактически
неподсудной фигурой: его отвѣтственность
передъ Соборомъ была чисто номинальной, т.к. сами созывы соборовъ находились въ
вѣдѣніи
Патріарха, а отвѣтственность передъ
Царемъ отсутствовала вообще. Въ цѣломъ
объемъ патріаршихъ правъ позволялъ говорить о свертываніи соборнаго начала въ Церкви
и поворотѣ къ православному
папизму. Послѣднее было вполнѣ логичнымъ
слѣдствіемъ отказа отъ
древне-византійскаго варіанта Симфоніи съ Царемъ во главѣ.
Вообще самъ
институтъ патріаршества разсматривался какъ всеисцеляющее средство отъ любыхъ
церковныхъ бѣдъ и болѣзней, въ его
спасительность и чудодѣйственность
члены Присутствія увѣровали едва
ли не сильнѣе, чѣмъ во
Второе Пришествіе Христово. Общія радужныя ожиданія отъ патріаршества выразилъ
архіепископъ Антоній (Храповицкiй), обратившійся къ собранію съ такими словами:
«Приближается конецъ печальному вдовству нашей Церкви, лишенной своей главы съ кончиной
патріарха Андріана. Какъ лишеніе Церкви Ея главы положило начало отступленію
отъ благочестія, такъ и возстановленіе главы Ея положитъ возвращенію общественной
жизни къ истинно христіанскимъ началамъ. И да будетъ это возвращеніе еще болѣе славно, чѣмъ въ
Древней Руси!». Помимо совершенно неправославнаго ученія о патріархѣ какъ главѣ Церкви
это высказываніе архiеп. Антонія удивляетъ крайне упрощеннымъ объясненіемъ
причинъ упадка церковнаго благочестія и странной вѣрой въ цѣлительную силу
чисто организаціонныхъ мѣропріятій. Если таковы были представленія одного изъ
лучшихъ русскихъ іерарховъ, то составъ всего Присутствія и подавно не оставлялъ
никакихъ надеждъ на то, что оно окажется способнымъ рѣшить важнѣйшіе вопросы
церковной жизни. Дѣятельность
Присутствія подтвердила самыя худшія опасенія Победоносцева, предупреждавшаго, что
только духоносные мужи могутъ принести Церкви пользу, а реформы людей самообольщенныхъ,
пропитанныхъ различными лжеученіями, принесутъ ей смертельный вредъ.
Независимо
отъ субъективныхъ намѣреній
реформаторовъ послѣдовательное
осуществленіе намѣченной
Присутствіемъ программы преобразованій могло привести только къ отдѣленію Церкви
отъ государства. Это неизбѣжно рано
или поздно должно было случиться. При отказѣ отъ принципа
сліянія церковной и государственной властей въ пользу принципа ихъ раздѣленія никакого
другого исхода не оставалось ни для Церкви, ни для государства. Это очень
хорошо понимали дѣйствовавшіе за стѣнами
Присутствія члены «Союза Церковнаго обновленія», которые предлагали принципъ
раздѣленія церковнаго и
свѣтскаго началъ довести
до логическаго конца - окончательно порвать съ монархіей и
установить союзъ съ демократіей, политическіе принципы которой полностью соотвѣтствовали идеалу
независимой отъ государства Церкви. Въ этомъ отношеніи члены Присутствія проявили
явную непослѣдовательность и
сконструировали совершенно фантастическую схему, при которой Церковь
отказывалась подчиняться государству и складывала съ себя всѣ
государственныя обязанности, но при этомъ требовала, чтобы государство
продолжало служить Церкви, оказывать Ей покровительство, финансировать Ея дѣятельность
и сохранило за Ней всѣ прежнія льготы
и привилегіи. Эта схема не могла работать ни въ условіяхъ Симфоніи, гдѣ права,
которыми пользуется Церковь, находятся въ неразрывной связи съ обязанностями, которыя
Она имѣетъ передъ Царской
властью, ни тѣмъ болѣе въ
условіяхъ свѣтскаго государства,
которое въ принципѣ свободно отъ
любыхъ конфессіональныхъ обязательствъ.
30.
Красной
нитью черезъ всѣ дѣянія
Присутствія проходило стремленіе его участниковъ максимально устранить православнаго
Императора отъ участія въ церковныхъ дѣлахъ. Въ предложенной
схемѣ церковно-государственныхъ
отношеній онъ разсматривался лишь какъ высшая государственная инстанція, съ которой
должны согласовываться нѣкоторыя рѣшенія
высшихъ церковныхъ инстанцій. По сути дѣла полностью
игнорировался статусъ Императора какъ Помазанника Божія и «внѣшняго епископа»
Церкви, онъ низводился до уровня простого мірянина — свѣтскаго главы
государства. Въ этомъ своемъ качествѣ православный
Императоръ, несмотря на оставленіе за нимъ нѣкоторыхъ
формальныхъ правъ, становился въ Церкви чисто декоративной фигурой, легко замѣняемой,
напримѣръ, на православнаго
президента.
Именно въ
вопросѣ о мѣстѣ Царя въ Церкви
яснѣе всего обнаружилось,
насколько глубоко апостасія захватила церковныя круги, и насколько сильно
русская богословская мысль поражена лжеученіями Запада. Члены Присутствія не
только не дорожили Симфоніей, въ буквальномъ смыслѣ слова
выстраданной и вымоленной Церковью въ первые три вѣка Ея исторіи,
и не просто выбрасывали ее на свалку какъ никому ненужный хламъ. Урѣзая почти
до ноля церковныя права Императора, они обнаруживали
полное непониманіе самихъ принциповъ, на которыхъ исторически зиждилась Симфонія.
Великій смыслъ Богопомазанiя православныхъ Царей совершенно затмился въ
сознаніи церковныхъ реформаторовъ. Въ таинствѣ вѣнчанія на
Царство Императоръ благословлялся Церковью не только какъ глава государства, но
прежде всего какъ носитель теократической власти и церковный служитель, какъ
Помазанникъ Божій, «хранитель Святыя Твоея Каѳолическія Церкви
догматовъ». Въ молитвахъ таинства ясно говорилось, что мvропомазанный Император
поставляется возглавлять не націю, не страну, не государство, а народъ Божій,
то есть земную Церковь. Духовное развѣнчаніе Царя
и превращеніе его въ мірянина, совершенное членами Присутствія, должно было
рано или поздно привести и къ фактическому лишенію Царя императорской короны и превращенію
его въ «гражданина Романова». Психологически церковная среда уже оказалась
готова къ сверженію монархіи, а отсюда былъ лишь одинъ шагъ до практическаго
согласія на такое сверженіе. Царь продолжалъ оставаться нужнымъ «церковной
общественности» и большинству іерарховъ лишь какъ источникъ различныхъ
матеріальныхъ благъ, привилегій и сословныхъ преимуществъ, и внутренне они уже были
готовы предпочесть его власть любой
другой власти, которая предоставитъ или пообѣщаетъ Церкви
больше правъ, привилегій и перспективъ, чѣмъ власть
Царская.
Вполнѣ естественно,
что Государь Императоръ Николай II, видѣвшій
идеалъ православной Имперіи въ сліяніи государства и Церкви, никакъ не могъ согласиться
на такое положеніе дѣлъ, при которомъ
Императора - верховнаго защитника православной вѣры устраняли
отъ участія въ дѣлахъ Церкви и
указывали ему мѣсто въ церковномъ
притворѣ. Въ отличіе отъ
членовъ предсоборнаго Присутствія Государю было понятно, что принципъ раздѣленія
духовнаго и свѣтскаго началъ есть
принципъ неправославный, и осуществленіе его возможно лишь на путяхъ отдѣленія Церкви
отъ государства, т.е. разрушенія Симфоніи. Согласиться на этотъ принципъ означало
отказаться отъ историческаго призванія Россіи быть Третьимъ Римомъ и сдѣлать
невозможнымъ дальнѣйшее существованіе
Русскаго государства какъ государства теократическаго. Принятіе предложеній
предсоборнаго Присутствія было равносильно признанію никчемности самого идеала
православной Имперіи, который Церковь отстаивала на протяженіи полутора тысячъ
лѣтъ.
Государь
не могъ не видѣть, что стремленіе
іерархіи черезъ установленіе Патріаршества сдѣлать Церковь
своего рода отдѣльной и
самостоятельной «духовной вѣтвью власти»,
независимой отъ Царя и практически неподконтрольной ему, будетъ имѣть
пагубныя послѣдствія, прежде
всего, для самой Церкви, которая изнутри будетъ раздираться борьбой различныхъ
группировокъ за власть, а вовнѣ будетъ вынуждена
втянуться въ мірскую политическую борьбу для отстаиванія и защиты своихъ правъ и
интересовъ. Грознымъ предзнаменованіемъ жалкаго будущаго «свободной» и
«независимой» Церкви стала дѣятельность
Государственной Думы, въ которой обсужденіемъ и рѣшеніемъ
церковныхъ вопросовъ (напримѣръ, о смѣтѣ Сѵнода) занялись
инославные депутаты и даже представители нехристiанскихъ религій. Легко было
представить, въ чьихъ рукахъ оказалось бы государственное законодательство по церковнымъ
дѣламъ, если бы православный
Императоръ былъ отъ него отстраненъ, а тѣмъ болѣе, если бы
православная монархія вообще перестала существовать, и Россійская имперія превратилась
въ свѣтское республиканское
государство.
Государю
также было ясно, что настойчивыя требованія церковныхъ реформъ и «свободы» исходятъ
вовсе не отъ церковнаго народа, а отъ зараженныхъ масонскими лжеученіями
околоцерковныхъ «реформаторовъ», и что конечная цѣль всѣхъ этихъ мѣропріятій чисто
политическая - уничтожить монархію и разрушить
историческую русскую государственность. Государь хорошо осознавалъ, что закулисныя
силы домогаются созыва Помѣстнаго Собора
съ намѣреніемъ превратить
его въ церковный варіантъ мятежной Государственной Думы, а проектируемое Патріаршество
будетъ использовано этими силами какъ орудіе борьбы съ Самодержавіемъ. Послѣдующія
событія полностью подтвердили историческую правоту Государя - созванный
въ 1917 году уже послѣ сверженія
монархіи такъ называемый «Всероссійскій церковный соборъ» явился типичнымъ
революціоннымъ учрежденіемъ и не только ничего не сдѣлалъ для
защиты арестованнаго Государя и монархическихъ началъ государственности, но напротивъ
активно участвовалъ въ уничтоженіи этихъ началъ церковными средствами.
Матеріалы
предсоборнaго Присутствія показывали Государю, что у членовъ Присутствія
отсутствуетъ само пониманіе сущности Симфоніи, а идею созыва Собора и избранія
Патріарха они наполняютъ содержаніемъ, діаметрально противоположнымъ тому,
которое онъ ожидалъ увидѣть. Знакомство
съ этими матеріалами окончательно убѣдило Государя
въ томъ, что въ обстановкѣ господства
апостасiйныхъ настроеній и полнаго извращенія идеаловъ Симфоніи готовящійся
Соборъ будетъ представлять собой самое обыкновенное партійное собраніе подъ церковной
вывѣской, и потому
собраться такому Собору онъ не разрѣшилъ.
Въ этомъ отказѣ созвать Соборъ
слѣдуетъ видѣть одну изъ
главнѣйшихъ заслугъ Царя-Мученика
на поприщѣ его служенія
Удерживающаго внутрицерковную апостасію. Этимъ мужественнымъ рѣшеніемъ
онъ отдалилъ готовящуюся церковную революцію, по меньшей мѣрѣ, на десятилѣтіе,
позволивъ Церкви въ теченіе этихъ 10 лѣтъ наслаждаться
мирнымъ и спокойнымъ житіемъ и съ честью и достоинствомъ исполнять свое служеніе
Богу, Царю и Отечеству. Вплоть до Февральской революціи основныя начала Симфоніи
сохранялись въ своей незыблемости, будучи закрѣплены
соотвѣтствующими статьями
Основныхъ Государственныхъ законовъ. Православная вѣра по-прежнему
признавалась въ Россійской Имперіи первенствующей и господствующей (ст. 62-я),
и Императоръ Всероссійскій не могъ исповѣдовать никакой
другой вѣры, кромѣ православной
(ст. 63-я). Какъ Христіанскій Государь, воспринявшій
«священное коронованіе и мvропомазание по чину Православной Греко-Россійской Церкви»
(ст. 57-я), онъ оставался верховнымъ защитникомъ и хранителемъ догматовъ православной
вѣры, «блюстителемъ
правовѣрія и всякаго въ Церкви
святой благочинія» (ст. 64-я), дѣйствуя своей
Самодержавной властью въ управленіи церковномъ «посредствомъ Святѣйшаго
Правительствующаго Сѵнода, Ею учрежденнаго»
(ст. 65-я).
Продолженіе